— Аннабет, это не твоя вина. Я никогда не видел, чтобы Гермес вел себя так. Я думаю, хотя и не уверен, что он, наверно, чувствует себя виноватым из-за Луки. И ищет, на кого бы спихнуть вину. Не знаю, чего это он напустился на тебя. Ты ничем не заслужила такого отношения.

Аннабет вытерла слезы. Она смотрела на очаг, словно это был ее собственный погребальный костер.

Я стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу.

— Ведь не заслужила же?

Она не ответила.

К руке у нее был пристегнут нож небесной бронзы — тот самый, что я видел в видении Гестии. Я ведь только теперь узнал, что это был подарок Луки. Я не раз у нее спрашивал, почему она предпочитает сражаться ножом, а не мечом, а она так толком и не ответила. Теперь я знал почему.

— Перси, — спросила она, — что ты имел в виду, когда говорил о матери Луки? Ты что, видел ее?

Я неохотно кивнул.

— Мы с Нико заглядывали к ней. Она была… немного не в себе.

Я описал Мей Кастеллан, рассказал о ее таинственном преображении, о том, что случилось с ее глазами, когда они начали светиться и она заговорила о судьбе своего сына.

Аннабет нахмурилась.

— Ерунда какая-то. Но зачем вы ходили к… — Глаза ее расширились. — Гермес сказал, что на тебе проклятие Ахилла. И Гестия о том же говорила. Неужели ты… окунался в Стикс?

— Не перескакивай с одной темы на другую.

— Перси, да или нет?

— Гм… ну, может быть… немного.

Я рассказал ей историю об Аиде и Нико, о том, как я сражался с армией мертвецов. Я опустил то место, в котором она вытаскивала меня из реки. Мне эта часть так до сих пор и не была ясна, и я смущался, думая про этот эпизод.

Аннабет потрясла головой — все никак не могла поверить тому, что услышала.

— Ты хоть понимаешь, насколько это было опасно?

— У меня не было выбора, — ответил я. — Только так у меня есть шансы против Луки.

— Ты, конечно, имеешь в виду… неуязвимость! Вот почему Лука не умер. Он отправился к Стиксу и… Ах, Лука, Лука. О чем ты думал?

— Ну вот, теперь ты снова начала переживать из-за Луки, — проворчал я.

— Что? — Она посмотрела на меня так, будто я только что свалился из космоса.

— Так, ерунда, — пробормотал я.

Интересно, подумал я, что имел в виду Гермес, когда говорил Аннабет о том шансе спасти Луку, который она не использовала. Она явно что-то недоговаривала. Но в этот момент я был не настроен расспрашивать ее. Меньше всего мне хотелось слушать про ее отношения с Лукой.

— Все дело в том, что он не умер в Стиксе, — сказал я. — И я тоже не умер. Теперь я должен сразиться с ним. Мы должны защитить Олимп.

Аннабет продолжала вглядываться в мое лицо, словно пытаясь понять, изменилось ли в нем что-нибудь после моего купания в Стиксе.

— Ну, кажется, ты в порядке. Моя мать говорила…

— О двадцать третьем плане.

Она порылась в сумочке и вытащила оттуда ноутбук Дедала. Когда она загрузила его, на экране засветился символ «Дельта». Она открыла какие-то файлы и начала читать.

— Вот он, — сказала она. — О боги, сколько всего нам нужно сделать.

— Одно из Дедаловых изобретений?

— Куча изобретений… и притом опасных. Если моя мать хочет, чтобы мы действовали по этому плану, то, вероятно, она считает, что дела обстоят очень плохо. — Аннабет посмотрела на меня. — А как насчет ее послания тебе: «Помни о реках»? Это что значит?

Я потряс головой. Я, как водится, и понятия не имел, в чем смысл божественных посланий. О каких реках я должен был помнить? О Стиксе? О Миссисипи?

В этот момент в тронный зал вбежали братья Стоулл.

— Вы должны это увидеть! — воскликнул Коннор. — Скорее!

Синие огоньки пропали с неба, и поначалу я даже не понял, что имеют в виду Стоуллы. Остальные обитатели лагеря собрались в небольшом парке у подножия горы. Они сгрудились у перил, глядя на Манхэттен. У перил были закреплены такие туристские бинокли — туда можно опустить золотую драхму и посмотреть на город. Ни одного свободного бинокля не осталось — ребята расхватали все до единого.

Я посмотрел вниз. С моего места было видно почти все — Ист-ривер и Гудзон, огибающие Манхэттен, сетка улиц, огни небоскребов, темная лента Центрального парка на севере. Все казалось обычным, но что-то было не так. Я это нутром почувствовал, еще до того как понял, что случилось.

— Я ничего… не слышу, — сказала Аннабет.

В этом-то и дело!

Даже с такой высоты я должен был слышать шум: миллионы спешащих по своим делам людей, тысячи несущихся автомобилей — гул громадного города. Живя в Нью-Йорке, не думаешь об этом, но этот гул всегда присутствует. Даже в разгар ночи Нью-Йорк не бывает тихим.

Но теперь оттуда не доносилось ни звука!

У меня возникло такое чувство, будто оглох мой лучший друг.

— Что они сделали? — Голос мой звучал рассерженно и напряженно. — Что они сделали с моим городом?

Я оттолкнул Майкла Ю от бинокля и приник к окулярам.

На улицах внизу прекратилось движение. Пешеходы лежали на тротуарах или, свернувшись калачиком, у дверей. Никаких следов насилия, разрушения — ничего такого. Создавалось ощущение, будто ньюйоркцы просто решили прекратить все свои занятия и отдохнуть.

— Они что, мертвы? — удивленно спросила Силена.

У меня в животе словно образовался кусок льда. В ушах зазвенела строка пророчества: «Мир погрузится в сон, будто пьяный». Я вспомнил историю Гроувера о его встрече с богом Морфеем в Центральном парке. «Тебе повезло, что я берегу энергию для главного события».

— Они не мертвы, — сказал я. — Морфей погрузил весь Манхэттен в сон. Вторжение началось.

Глава десятая

Я покупаю новых друзей

Одна только Миссис О’Лири чувствовала себя счастливой в спящем городе.

Мы увидели, как она выуживает содержимое из киоска с хот-догами, хозяин которого свернулся калачиком и спал рядом, посасывая большой палец.

Нас ждал Аргус, все его сто глаз были широко открыты. Он не сказал ни слова. Он вообще всегда помалкивает. Я думаю, это потому что у него и на языке глазное яблоко. Но, судя по его лицу, и Аргус пребывал в шоке.

Я рассказал ему о том, что нам удалось узнать на Олимпе. Что боги не кинутся сюда, нам на выручку. Аргус в отвращении закатил глаза, приобретя весьма экзотический видок, потому что все его тело от этого завернулось в спираль.

— Тебе лучше вернуться в лагерь, — сказал я ему. — Охраняй его, сколько хватит сил.

Он ткнул в меня и вопросительно поднял брови.

— Я остаюсь.

Аргус кивнул, словно этот ответ его удовлетворил, потом посмотрел на Аннабет и начертил пальцем круг в воздухе.

— Да, — согласилась Аннабет. — Я думаю, время пришло.

— Для чего? — спросил я.

Аргус вытащил из своего фургона бронзовый щит и передал его Аннабет. Внешне это был щит обычного, стандартного производства — такие круглые щиты мы всегда использовали при захвате флага. Но когда Аннабет положила его на землю, полированная поверхность отразила не окружающие здания и небо, а статую Свободы, которой рядом не было.

— Ух ты! — восхитился я. — Видеощит.

— Одна из идей Дедала, — сказала Аннабет. — Я попросила Бекендорфа — и он сделал его мне некоторое время назад… — Она кинула взгляд на Силену. — В общем, этот щит искривляет солнечный или лунный свет из любой точки мира и создает отражение. Ты в буквальном смысле можешь увидеть любую цель под солнцем или луной, пока на щит падает естественный свет. Смотри.

Мы сгрудились вокруг Аннабет. Она сосредоточилась. Изображение сначала увеличилось и развернулось так стремительно, что голова у меня закружилась. Мы оказались в зверинце Центрального парка, потом переместились по 60-й Восточной улице мимо Блумингдейлса, [10] потом свернули на Третью авеню.

— Ни фига себе! — возвестил Коннор Стоулл. — Дай-ка назад. И теперь увеличение.

— Что? — нервно спросила Аннабет. — Ты видишь силы вторжения?